Шаман. Часть вторая. Старушка и алабай (электронная)

Глава 1

Баба Света с дедом Степаном давно уже жили одни. Их небольшой домик притулился на самом краю деревне и в последнее время стали у них вещи с места на место сами передвигаться, а иногда и пропадать. Ясно им стало, что повадился кто-то из односельчан к ним на подворье лазить в их отсутствие, а кто — неизвестно. Были у них, конечно, подозрения, да ведь не пойман — не вор.

Шла как-то баба Света из поселкового сельмага домой. Пошла напрямик, узкой тропинкой и встретила огромного пса. Белый, грязный, с огромной как у медведя башкой, он лежал прямо на дороге.

Баба Света сроду таких огромных собак не видела, у них-то в деревне они в основном были мелкие да неказистые, а здесь такой громила. Остановилась баба Света, страшновато ей стало, такой хватит, полруки долой.

Обойти его никак не получится, а пройти как-то домой надо, не возвращаться же назад, это же крюк километров пять, да с тяжелой сумкой, не девочка ведь уже.

Он лежал спокойно и вроде бы кидаться на неё не собирался, но уж больно страшный да здоровый, а вставать и уступать дорогу он явно не собирался.

— Эй, супостат, чего тут разлёгся, дай пройти! — строго сказала баба Света, а у самой поджилки трясутся да и голос подвёл, дал петуха на последнем слове.

Пёс на неё внимательно посмотрел, вздохнул и, с трудом поднявшись, отошёл в сторону на пару метров и снова растянулся на земле.

Когда он встал, баба Света не могла не заметить, что пёс был очень худ и это не могла скрыть даже густая, грязно-белая шерсть. Да и по тому, как он двигался видно было, что чувствует он себя не очень, то ли ослабел совсем от голода, то ли болен чем, а может старый совсем.

Баба Света хотела было пройти своей дорогой, но вместо этого полезла в сумку и стала искать, чего бы дать ему, уж больно жалко его стало. Достав буханку чёрного хлеба, она отломила четвертинку и кинула собаке.

— На, поешь.

Пёс поднял голову, с недоверием посмотрел на неё, но дотянулся до угощения и проглотил за секунду. Он явно ждал продолжения, потому что не отрываясь смотрел на сумку бабы Светы.

«Вот дура старая, — подумала она. — Пожалела на свою голову, сейчас кинется окаянный,  харчи отберёт, да и мне достанется!»

Но пёс не двигался, а только перевёл взгляд с сумки на лицо бабы Светы и увидела она в его глазах такую тоску, печаль, что страх как рукой сняло. Отломив ещё кусок, она кинула его псу, он также молниеносно исчез в огромной пасти.

«Весь хлеб сейчас съест, бедолага. — мелькнуло в голове у бабы Светы. — да, хрен с ним, дома ещё полбуханки есть».

И она отдала собаке то, что осталось.

Она развернулась и уже пошла было домой, но услышала за спиной какой-то шорох. Испуганно оглянувшись, баба Света увидела, что пёс встал и с мольбой смотрит на неё. Сделав несколько шагов за ней, он остановился.

Сердце бабы Светы сжалось от жалости. Вот бедолага, душа ведь живая, хоть и страшён с виду.

— Ладно, пойдём со мной! — со вздохом сказала баба Света и пошла по тропинке к дому, пёс двинулся за ней.

Когда баба Света с собакой приблизились к дому, дед Степан как раз дрова колол. Увидев жену и следующую за ней огромную собаку, он сначала решил, что бабу Свету надо спасать. Прихрамывая, со всей возможной для себя скоростью, он выбежал за калитку и встал, держа топор наперевес, готовый к бою.

Баба Света, увидев вооружённого мужа, перепугалась не на шутку:

— Ты чего, старый, совсем ополоумел? Чего делать-то собрался?

Она приостановилась, пёс тоже.

— Беги, Светка, быстрей, я его сейчас порешу!

— Кого порешишь, его?

Баба Света обернулась на собаку. Пёс сидел как-то неловко, кособоко на дороге, видимо, ноги плохо его держали и, не мигая, смотрел на её мужа.

— Брось топор, дурак старый, со мной он.

Дед Стёпа от изумления рот раскрыл:

— Совсем сдурела? Такую зверюгу в дом вести! Он же ночью сожрёт нас всех и косточек не оставит! Жить надоело?

— Топор-то опусти, Стёпа. Плохой он совсем, то ли старый, то ли больной, пусть в сарае поживёт. Жалко мне его стало, душа живая не должна одна на дороге помирать.

Дед Стёпа топор опустил, посторонился, но ворчливо пробурчал:

— Жалостливая ты у меня больно, Светка, как бы нам потом самим не пожалеть, вон огромный и страшный какой.

Зашёл во двор, положил топор на поленницу и открыл дверь старого, покосившегося сарая.

— Веди уж сюда, хай тут на соломе отлежится.

Баба Света зашла во двор, затем в сарай, пёс следовал за ней. Поворошив солому и собрав подстилку потолще и помягче, она сказала:

— Давай, дружок, ложись здесь, сейчас поесть тебе чего-нибудь соберу.

Пёс с облегчением растянулся на соломе и прикрыл слезящиеся глаза.

Баба Света ещё минуту посмотрела на него, жалостливо вздохнула и пошла в летнюю кухню собрать еды для нового жильца.

Налив ему в большую миску вчерашнего супа и покрошив туда оставшуюся заначку хлеба, она отнесла получившуюся похлёбку псу.

— На вот, поешь, — подсунула она ему миску под нос, — Сколько же тебе еды-то надо такому громиле. Придётся старую козу зарезать, толку от неё уже нет, всё равно собирались, мясо ведь тебе надо.

Пёс съел всё до крошки и, вылизав миску дочиста, удовлетворённо закрыл глаза.

— Намаялся, сердешный, ну, отдыхай. Вот тут тебе воды налила, если что.

Поставив ведро с колодезной водой недалеко от задремавшего пса, баба Света на цыпочках, чтобы не разбудить собаку, покинула сарай.

Глава 2

С обедом баба Света сегодня припозднилась, хлеба-то не осталось, как и супа, пришлось на скорую руку пельмешки лепить, их-то и без хлеба можно есть.

Стоя спиной к деду Степану, баба Света мыла посуду и как бы между прочим спросила:

— Как там Манька-то наша?

— А что Манька? — насторожился дед Степан, — как всегда. Вчера сослепу в стенку сарая врезалась, совсем уже одряхлела наша кормилица. Катька, стерва, её обижает, к кормушке не подпускает, что за характер скверный у этой молодой козы, слишком уж ерепенистая и злющая до одури.

— Зато молоко какое у неё вкусное да жирное, а Манька-то наша совсем сдавать стала, может пора её уже того…

— Чего того? Порешить, что ли? Дак я тебе давно говорю, а ты сама — не надо, не надо, жалко, пусть поживёт ещё, а тут вдруг сама предлагаешь.

Баба Света начала усиленно оттирать сковородку,

Так и не дождавшись ответа, дед Степан пожал плечами:

— Ну, раз сама предлагаешь, сегодня и  порешу, вон Петрович мяса просил на тушенку, можно ему продать половину. Нам с тобой вдвоём столько не съесть.

— Обойдётся твой Петрович, у нас вон болящий объявился, надо его подкормить. — не выдержала баба Света.

— А, понял теперь. Значит, козой собралась этого пса откармливать. Ну ты, мать, совсем с катушек съехала! Кто это собак голимым мясом кормит! А когда коза кончится, кем его кормить будешь, может мной?— закипятился дед Степан.

— А чем его кормить предлагаешь? Картошкой? Он же собака, ему мясо надо. Вон у нас крупа ещё с прошлого года припасённая осталась, думала курам отдать, а вот и сгодится — кашу ему варить буду. Тогда ему этой козы надолго хватит. Да и не протянет он долго, видел же сам — еле ходит. Пусть хоть перед смертушкой порадуется.

— Вот недаром моя мать тебя сумасшедшей считала, всех болезных да убогих собираешь, всю жизнь так! — сплюнул на пол дед Степан и заковылял к выходу.

— Козу-то порешишь? — крикнула ему вслед баба Света.

Дед Степан ничего не ответил, но вернулся за большим ножом и взял брусок для заточки.

Когда он вышел, баба Света присела на табурет и облегчённо вздохнула:

— Ну и слава богу! Может сослужишь Манечка службу напоследок, спасёшь душу собачью.

Пока дед Степан в хлеву с козой разбирался, баба Света в хате была. За всю свою жизнь так она и не смогла привыкнуть к этому живодёрству. Понимала, что скотину для этого и держат, но смотреть, как животное жизни лишают, так до старости лет и не смогла привыкнуть.

Выйдя во двор, она решила зайти в сарай и посмотреть, как там пёс, живой ещё или нет. Зайдя внутрь и подождав, когда глаза привыкнут к темноте, она с удивлением обнаружила, что собаки там нет.

«Куда же этот супостат делся?» — заволновалась она.

Выйдя во двор, она приступила к поискам. Калитки на улицу и в огород были притворены, значит, здесь он где-то, во дворе. Обойдя дом и заглянув во все закоулки и потаённые места, где мог бы спрятаться этот огромный пёс, она его нигде так и не обнаружила.

«Пойду у Стёпы спрошу, может он видел, куда он делся.» — решила она и, зайдя в хлев, обомлела.

Деда Степана в хлеву не было, а на полу приведённая ею собака с наслаждением обгладывала подозрительно большую кость. Подняв на бабу Свету глаза и, отвлёкшись всего на минуту, пёс плотоядно облизнулся и снова продолжил своё кровавое пиршество.

— Батюшки-светы, что же ты натворил, убивец! — выдохнула испуганная баба Света, прикрыв нижнюю часть лица рукой. — Стёпушка, муж мой любимый! — заголосила она уже в полный голос.

Выскочив из хлева, она сделала несколько шагов, но ноги подкосились и она, упав на траву, забилась в рыданиях.

— Стёпушка. прости меня дуру глупую! Как же я теперь без тебя буду, осталась одна-одинёшенька. Не послушала тебя, принял ты по моей вине смерть лютую.

Тень упала сверху на бабу Свету и она, решив, что и её час пришёл, зажмурила глаза, бежать сил не было.

— Ты чего тут разлеглась-то, по ком причитаешь? — услышала она вдруг за спиной ворчливый голос мужа.

Обернувшись, баба Света увидела оплакиваемого ею супруга, который присев рядом и положив руку ей на плечо, с удивлением смотрел на заплаканное лицо жены. Переведя взгляд с неё на двери хлева и обратно, он вдруг прыснул в кулак:

— Ну, ты, Светка, и дура у меня!

— Стёпушка! Я уж такое подумала, такое!!! Думала это он тебя доедает, я же долго в хате сидела. Господи, славу богу, жив ты мой соколик! — кинулась она на грудь мужу.

— Тихо ты тихо, свалишь своего соколика с ног-то! — засмеялся дед Степан. — Пришёл твой дружок-то на раздачу, я как раз мясо рубил, ну так он жалобно смотрел, так смотрел, что отдал я ему голяшку погрызть. А ты чего подумала?

— Ой, да чего теперь-то говорить, жив ты мой Стёпушка, здоров!

Баба Света, припав к мужу, всё никак не могла успокоиться после пережитых страшных минут.

— Ладно, давай подымайся, горлинка моя, а то твоему соколику уж тебя не поднять теперича.

Дед Степан помог бабе Свете встать на ноги и, обняв за плечи, довёл до крыльца.

— Давай-ка, садись отдышись. — усадил он жену на приступку. Сам присел рядом и начал крутить самокрутку.

Баба Света всё не могла наглядеться на своего ненаглядного Стёпушку.

— Ну ты прям как в молодости, глаз с меня не сводишь. — усмехнулся дед Степан.

— Дык, попрощалась я с тобой, а ты вот он, рядом сидишь. — не могла нарадоваться она.

Из хлева с костью в зубах вышел пёс. Увидев парочку около дома, он подошёл к ним, улёгся неподалеку и продолжил глодать кость.

— Ну, здоров, просто медведь. — не удержался дед Степан. — как ты не испугалась, не сбежала-то от него?

— Дык, испугалась, ещё как, а потом в глаза его заглянула, а там такая тоска, такая боль, что весь страх и ушёл. Да и бежать-то было некуда. — хихикнула баба Света, вспомнив встречу с псом.

— Добрая ты у меня, за что и люблю тебя, Светка, но в сельмаг завтра вдвоём пойдём, а то и вправду медведя домой притащишь, знаю я тебя. А Петрович и вправду обойдётся без нашего мяса, пускай у Семеновны купит, у неё и коза-то помоложе нашей будет.

Глава 3

На следующий день баба Света встала, как обычно, спозаранку, чтобы выгнать коз навстречу дежурному пастуху, который поутру собирал всю поселковую скотину и гнал её на луга пастись.

Своего пастуха в деревне не было, поэтому на сходке односельчане решили, что по очереди будут пасти живность всей общины. От такого расклада выигрывали все и скотина травку свежую жевала, да и на пастухе экономили.

Сегодня дежурным был Петька, шебутной дед с другого края деревни. Ох, и красавец был по молодости, все девки по нему сохли, да уехал в город, а вот под старость, как мать схоронил, вернулся. Один, с потухшими глазами и с какой-то неизбывной тоской в душе. Попивал Петька крепко, но работник был знатный, на все руки мастер.

По молодости воевали они со Степаном из-за черноокой Светки, и, как знать, кого бы она выбрала, если бы Петька тогда в город не умёлся за большой деньгой. Вот и сейчас, уже на старости лет, только при виде бабы Светы, загорались у него иногда былые чёртики в глазах,  лицо светлело, молодело и становился он похож на прежнего ясноокого Петьку.

— Причепурилась уже? — язвительно просипел дед Степан с кровати, наблюдая, как баба Света платочек беленький на голову вяжет. — Там тебя уже Петька твой, поди заждался.

— Постыдился бы, старый, глупости говорить. — проворчала в ответ баба Света, но с укладыванием складочек всё-таки поспешила. — Иди сам коз выгоняй, если хочешь.

— Иди уж, егоза. Петька, поди, ждёт уже.

Баба Света вышла во двор и пошла коз отворять. Выпустив во двор своё небольшое блеющее стадо из пяти рогатых, она увидела вышедшего из сарая пса. Опустив голову, он немигающим взглядом смотрел на сбившуюся в кучу скотину. У бабы Светы сердце ушло в пятки:

«Вот дура, надо было его сначала в сарае притворить. Он же за ночь поди оголодал, сейчас моих кормилиц порешит. Как отбивать-то буду у него».

Пёс подошёл поближе и баба Света уже открыла было рот, чтобы мужа позвать на помощь, но увидев, что он лёг в стороне и вроде живодёрствовать не собирается, потихоньку погнала коз к выходу.

Пёс провожал каждую козу долгим взглядом, как будто хотел сосчитать и запомнить, как они выглядят.

— Наши козы, дружок, наши, их обижать нельзя. — сказала ему со всей возможной строгостью баба Света и, открыв калитку, выпустила их навстречу небольшому стаду, которое уже собрал Петька.

— Утро добренько! — поприветствовала она Петра. — Как жив здоров?

— Помаленьку, Светик, помаленьку! — ответил ей с улыбкой бывший ухажёр. — Как сама, красавица?

В Петькиных глазах запрыгали те самые чертики.

— Красавицу нашел, Была, да нету.

— Для меня ты всегда красавица.

— Вот трепло, Еще за околицу меня позови, как стемнеет. — засмущалась вдруг баба Света.

— А, придешь? — тут же спросил Пётр, улыбаясь. — Я бы тебя до самой зорьки ждал.

— Вот малахольный, как был, так и остался, время тебя не берет. Принимай коз давай, тороплюсь я.

Пётр не унимался:

— Стёпка твой дрыхнет, что ли ещё? Всё то ты сама, да сама крутишься, вон забор починить надо, что же твой ленится? Может прийти помочь?

Баба Света ничего не ответила и. чтобы скрыть смущение не по годам, развернулась спиной к нему и пошла к дому, при этом не смогла не заметить, как дёрнулась, закрываясь, белая занавеска на окне — подглядывал за ней Стёпка-то.

 «Вот уж смех и грех, — усмехнулась про себя баба Света, — о душе надо думать, а они всё как петухи».

И, пряча улыбку в платочек, затворила за собой калитку.

Зайдя в летнюю кухню, баба Света стала думать, в какой же кастрюле ей кашу варить для собаки. Прикинув, что такому великану каши надо много, она выбрала самую большую и поставила варить бульон для каши.

Выйдя во двор, она увидела пса, дремавшего возле сарая. Она решила налить ему свежей воды и пошла к сараю, он поднял голову и, не отрываясь, смотрел на неё.

Она подошла и протянула руку, чтобы он обнюхал её. Откуда она узнала, что так надо, баба Света не могла бы сказать, но почему-то решила, что надо именно так.

Пёс потянулся и начал обнюхивать её руки. Она, немного поколебавшись, несмело погладила его по голове, он закрыл глаза и не двигался. Осмелев, баба Света всё гладила и гладила его по голове, шее, спине и приговаривала вполголоса:

— Ничего, ничего, Дружок, всё будет хорошо, ты теперь не один.

Баба Света расстаралась и сварила такую наваристую кашу для собаки, что дед Степан не удержался и тоже попробовал.

— Ну, мать, всем кашам каша, мне почему такую не варишь? — облизывая ложку, спросил дед Степан.

— Дык, не знаю, — растерялась баба Света. — ты это, Дружку-то оставь, а то навалился, я вон тебе драники жарю.

— Дружку? — удивился дед Степан. — Ничего себе Дружок, вон у Пантелеевны Дружок, а этому имя надо посурьёзней, может, Потапыч назовём, на косолапого уж больно спереду похож.

— Не-а, пусть будет Дружок, мне так больше нравится.

— Ну, Дружок так Дружок. — согласился дед Степан. — А ты чего так долго с Петькой балакала, об чём говорили? Так и крутиться возле тебя, окаянный.

— Когда это он крутится? Совсем ты на старости разум потерял, лет-то сколько уже нам, а он всё Отеллу из себя изображает.

— Знаю я его, больно ушлый да бесстыжий. Зенки свои выкатит, а вы девки так и сохли по нему.

— Да, когда это было-то, да и не сохла я по нему, мне ты всегда люб был.

Баба Света улыбнулась и приобняла мужа за плечи. Дед Степан не поддался на женину уловку:

— Ты мне зубы-то не заговаривай, лиса. Так об чём балакали?

Баба Света отвернулась к плите и начала драники ворочать на сковородке:

— Да, так ни о чём, вызывался с забором помочь.

У деда Степана окончательно пропал аппетит и, стукнув в сердцах ложкой по столу, он вскочил с табуретки:

— Чтоб я этого малахольного близко возле дома не видел, с забором он хочет помочь. Пустобрёх.

Баба Света не испугалась, она хорошо знала нрав своего вспыльчивого, но отходчивого мужа, и сказала примирительно:

— Стёпа, ну, хватит тебе кипятиться, людей-то не смеши. Я пойду Дружку исть дам, а ты тоже давай закругляйся — в сельмаг надо сходить, хлеба нет, да крупы надо подкупить. Ты же со мной хотел пойти.

— Пойду, пойду, тебя одну разве отпустишь. — пробурчал дед Степан.

Баба Света отложила Дружку половину кастрюли, оставив вторую часть на вечер, и пошла кормить собаку.

Пёс с таким аппетитом съел предложенную кашу, что сердце бабы Светы радовалось, вот ведь смогла ему угодить.

— Ешь, Дружок, ешь, сил набирайся.

Забрав у него вылизанную начисто миску, баба Света погладила его по голове и пошла в дом собираться.

Уже на выходе она засомневалась:

— Стёп, как думаешь, может Дружка в сарае лучше притворить, а то ещё натворит чего?

— Чего он натворит? Ты кур прикрыла, огород закрыла? Пусть во дворе будет, нехай охраняет, кашу отрабатывает, тем более и делать-то ему ничего особо не надо. Кто полезет, увидев медведя такого? Я бы точно не полез.

— Ну и ладно, действительно, пойдём быстрее, а то провозюкались с тобой, нам бы до закрытия успеть, а то Надька повадилась в последнее время пораньше закрываться.

Старики проверили надёжно ли закрыта калитка и отправились в посёлок, в магазин. Пёс, выйдя из сарая, проводил их глазами, а затем лёг рядом с крыльцом.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА