Изгой или судьба Мити

Глава 1

Никто точно не знает, как начиналась история Мити, только какие-то обрывки, полунамёки, догадки, предположения.

Возможно, это было так.

Шесть маленьких, ещё безымянных щенков ползали по подстилке из рогожи и отчаянно пищали, разыскивая свою мать. Они были напуганы, утратив всего на несколько минут её родное тепло. Это и понятно, ведь они были ещё совсем маленькие, их жизнь пока была как белый и пустой лист, который ещё предстояло заполнить судьбе.

Быть может, если повезёт, у кого-то этот лист покроется чёткими, каллиграфическими записями с завитушками и без единой помарки, ведь бывает и так. У кого-то лист будет больше похож на сочинение двоечника, написанное небрежно, с множеством орфографических ошибок, кляксами и каракулями. А для кого-то этот лист судьбы заполнится лишь наполовину, запись оборвётся вдруг на полуслове без надежды на продолжение.

Они ещё в начале своего плаванья, эти маленькие и неуклюжие кораблики. Кто-то из них, возможно, станет изящной, горделивой шхуной — гордостью и любовью своего хозяина, а кто-то, как брошенная шлюпка, швыряемая ветром, взлетая над волной и падая, будет метаться по жизни, теряя надежду, что её когда-нибудь прибьёт к надёжному берегу.

Говорят, как корабль назовёшь…

Сильные руки подхватили его, оторвав от братьев и сестёр, повертели, погладили, потрепали за шкурку. Толстые, мягкие пальцы пощекотали за ушами и это оказалось очень приятным, но ненадолго. Осмотрев щенка, обладатель рук вернул его назад.

— Изгой, вот этот будет Изгой!

— Ну, почему Изгой? Странное имя для кобеля.

— А мне нравится, красиво и необычно. Решено — Изгой.

Маленький, доверчивый щенок получил своё имя, свою судьбу, и плаванье его началось.

Изгой рос.

Мир, спрятанный от него за тонкой кожицей закрытых век, прорвался в его сознание вначале мутным и неясным светом. Затем появились тени, а позже и сначала неясные, размытые, а затем всё более чёткие очертания каких-то предметов. Иногда они двигались, перемещались и издавали звуки, которые, будучи сначала приглушёнными и еле различимыми, с каждым днём становились всё более яркими и обретали резкость.

Вот уже с трудом подняв своё детское тельце на мягких, непослушных лапках, он пытается идти, и с каждым днём это получается у него всё лучше.

Его мир становиться больше, объёмней, и он так интересен, в нём столько новых запахов и звуков, света и тепла. Он был прекрасен — детский мир маленького щенка Изгоя.

Идёт время и щенки растут. Время от времени появляются чужие люди и уносят с собой одного из них. Вот их уже осталось пять, четыре, три.

Пришли и за Изгоем. Крепкие, чужие руки унесли его от матери, братьев и сестёр, его мир стал ещё шире.

Что нужно для счастья маленькому щенку? Не так уж много. Ласковые человеческие руки, сытная еда и возможность познавать этот большой мир. Всё это у Изгоя было в избытке. Он рос, вместе с ним расширял границы и его мир, который уже не ограничивался коробкой и даже одной комнатой, а стал уже размером с большой двор. Это был огромный мир и там было много всего интересного.

Шаг за шагом, метр за метром Изгой исследовал пространство, которое окружало его. Сначала ему было страшно, всё было непонятное, а поэтому казалось опасным. Эта мягкая, зелёная земля, которая шевелилась под ногами, как живая; мокрая лужа, манящая обманчивой, переливчатой красотой, а на деле оказавшаяся мокрой и холодной. Выбравшись из неё, Изгой долго недовольно отряхивался и жалобно поскуливал, ожидая утешения и ласки.

На этот раз утешения он не получил, но вместо этого приобрёл первого врага. С виду этот незнакомец не показался ему опасным. Он был почти такого же размера, как и Изгой, и тоже двигался на четырёх лапах. Правда, хвост он нёс, высоко задрав и движения его пушистого, грациозного тела были плавными и бесшумными. Изгой даже не заметил, как он приблизился к нему, настолько лёгок был его шаг.

Собачий ребёнок тут же забыл о мокрой неприятности, постигшей его, и радостно кинулся навстречу незнакомцу. Тот, явно не испытывая подобных чувств, чуть отступил и замер, чего-то выжидая. Его пушистый хвост нервно задвигался, жёлтые глаза сузились, шерсть на загривке приподнялась.

Изгой остановился. Он был так рад! Тоненький длинный хвостик радостно повиливал, весь его вид излучал восторг и радость. Он нашёл приятеля для игры и был счастлив. Но всё же, он почувствовал какую-то неясную пока тревогу, какой-то намёк на опасность и замер на мгновение. Но решив, что это такая игра, упрямо мотнул головой, зарычал и сделал шаг вперёд. Еле уловимое движение когтистой лапы и острая боль, первая в его жизни, повергла шалуна в позорное бегство.

Забившись под крыльцо, Изгой поскуливал от боли и обиды. Мир оказался не так безопасен и дружелюбен к нему, как ему казалось раньше. За что ему сделали больно? Ведь он готов любить всех, дружить и быть преданным, он готов подарить своё крохотное горячее сердечко.

За что? Извечный вопрос.

С Васькой, так звали кота, давшего Изгою его первый урок, он теперь был очень осторожен.

При виде этого горделивого маленького хищника Изгой заблаговременно скрывался под крыльцо, своё надёжное, так он во всяком случае думал, убежище. Осторожно выглядывая наружу, он со страхом и долей невольного восхищения наблюдал за маленьким, независимым и столь опасным зверем.

Неспешной, вальяжной походкой Васька шествовал через двор. Он был спокоен и уверен в себе, ведь здесь он был признанным королём и повелевал своими подданными жёстко и беспощадно. Все коты и собаки, живущие в округе, не рисковали связываться с ним. Время от времени появлялись смельчаки, которые пытались изменить это положение дел, но все они с позором бежали, поверженные и пристыженные. Молниеносный удар когтистой лапы по носу или по глазам и наглец, поскуливая, поспешно скрывался. Васька никогда не ждал нападения, он всегда нападал первый, таковым было его правило выживания и оно работало безупречно. И никаких реверансов или предупреждений, только в самое больное место и только один удар, точный и безжалостный.

На рыжего щенка, по глупости не уступившему ему дорогу, Васька внимания больше не обращал. Он с ним разобрался раз и навсегда, и тратить на него более своё время не собирался. Конечно же, он видел, как этот маленький наглец исподтишка наблюдает за ним из своего укрытия, но вида не показывал и взгляд своих жёлтых хищных глаз на нём не задерживал.

Глава 2

Время шло, Изгой рос. Из маленького и неуклюжего пухлого щенка он превратился в долговязого, поджарого подростка. Мордочка его вытянулась, как и всё его тело; длиннющие, крепкие ноги носили ладное, покрытое пока что короткими, темно-медными кольцами густой псовины, не просто быстро, а стремительно. Ведь только так он и умел передвигаться.

Когда ему в первый раз надели поводок и попытались придать его походке неспешность и даже степенность, он дико взбунтовался. Изворачиваясь всем своим юрким и послушным до сих пор телом, он пытался вывернуться из душившей его удавки, но она не отпускала его. Сердечко билось от страха, впервые его свобода была ограничена, впервые кто-то пытался навязать ему свою волю. Он упирался изо всех сил, выворачивался и извивался и, наконец, ему удалось выскользнуть из душившей его петли и, почувствовав свободу, он со всех ног бросился наутёк.

Одурев от внезапно полученной свободы, он длинными скачками, задрав длинный, косичкой, хвостик, летел, не разбирая дороги, просто потому что свободен, молод и силён. Он накручивал круги по двору, не в силах остановится, не слыша окликов и призывов подойти. Он был свободен!

Со временем Изгой привык к поводку и научился ходить рядом с хозяйкой, и даже сам факт ограничения столь ценной для него свободы, уже не пугал его. Изгой взрослел.

Его мир ещё больше расширился. За территорией двора тянулись бесконечные поля с редкими перелесками. И этот мир стал для Изгоя привычным и родным. Как любил он эти долгие прогулки рядом с хозяйкой по этим бескрайним просторам. Куда хватало глаз — поля, поля, поля. Жизнь была прекрасна!

Прошло три года. Изгой превратился в роскошного кобеля. Он был хорош невероятно: очень крупный, с тонкой изящной головой, выразительными глазами и густой, отливающей чернёной медью псовиной.

Его хозяйка, красавица-блондинка Инга, души в нём не чаяла. Она гордилась его изысканной красотой и часто брала с собой в поездки. Её работа была связана с кинопроизводством и моталась она на съёмки довольно часто и много.

Он очень любил эти поездки. Лёжа на заднем сидении автомобиля, он тихо дремал. Его слегка покачивало, иногда встряхивало, но это его не волновало, главное, что ОНА была рядом. Иногда он открывал глаза и смотрел на её полупрофиль, тонкий и нежный. Она, как будто почувствовав его взгляд, снимала руку с руля и, не оглядываясь, протягивала её назад и нежно трепала его за шею.

— Люблю. — говорило ему это прикосновение.

— И я. — отвечал он, прижимаясь шеей к её руке.

Они были счастливы, они были вместе.

Когда её захватывала круговерть её суматошной работы, он терпеливо ждал конца рабочего дня. Чаще всего он ожидал её в номере гостиницы, иногда, когда съёмки происходили на природе — в салоне автомобиля. Он ждал терпеливо и спокойно, ведь он знал, что она обязательно придёт, и нисколько в этом совсем не сомневался. И она всегда приходила. Усталая, иногда весёлая, иногда грустная или расстроенная, но в каком бы настроении она ни появлялась, первым делом она прижималась к его шее щекой и замирала. Он был для неё гаванью, домом, её подушкой для слёз, забирая боль и разделяя радость без оглядки, сомнений и сожалений. Он принимал всё, что она приносила ему, потому что он был собакой, потому что любил её, потому что по-другому не умел.

Однажды, собираясь в очередную поездку, она как-то по-особенному посмотрела на него, улыбнулась и сказала:

— Ну, Изгой, ты будешь звездой!

Он не понял, что она сказала, он просто почувствовал её радость и этого было достаточно, чтобы обрадоваться тоже. Приветственно взмахнув хвостом, он радостно запрыгал вокруг хозяйки: он был рад, что она рада.

— Умница моя! Ты всё понимаешь! — она в очередной раз поразилась его уму и сообразительности.

Эта поездка с самого начала было не совсем обычной. Они ехали довольно долго и на этот раз вместе с ними помимо привычных автомобилей и автобусов ехали машины со странными, узкими прицепами от которых шёл пряный и очень сильный лошадиный запах. А также вместе с ними ехали ещё пять собак такой же породы, как и он — русские псовые борзые.

Изгой впервые увидел собак, похожих на него и сразу почувствовал какую-то общность с ними, которой никогда не ощущал с собаками других пород. Это было необъяснимо, на уровне крови и генов. Это как встретить родню, ранее незнакомую, но в каждом жесте, взгляде, полутоне голоса узнавать себя. Тебе может это может нравиться или нет, но это факт, отрицать который невозможно. Мы одной крови!

Когда их «караван» остановился на полчаса «размять ноги», собак тоже вывели из машин и на поводках повели подальше от трассы прогуляться. Изгой и пятеро борзых, которые были уже знакомы между собой, с интересом поглядывали друг на друга. Это был один кобель и четыре суки.

Женская часть радушно помахивала пушистыми хвостами, приветствуя собрата, но что касается кобеля, то весь его вид говорил, что чужакам здесь не место, все девушки находятся под его патронажем и новичку здесь ничего не светит. Он был такой же крупный, как Изгой, но его мощные, точные движения давали понять о хорошо натренированном теле и физической силе.

Изгой, который большую часть своей жизни провёл на диване в викторианском стиле, явно был ему не соперник. Он, со своей стороны, почувствовал это сразу и, ведомый Ингой на кожаном поводке, смог удалиться, не теряя собственного достоинства. Оглянувшись на глядевшую ему вслед компанию, он с независимым видом потрусил в другую сторону.

И вот они добрались до места. Суета, беготня, кто-то кричит, кто-то куда-то бежит, Изгой уже давно к этому привык к такой киношной суматохе и его это мало волновало. Он лежал в машине, прикрыв глаза, и дремал. Потом они снова поехали, теперь дорога была не такой ровной и Изгоя сильно потряхивало, подняв голову, он посмотрел в окно. Там расстилались бесконечные поля с небольшими перелесками. Изгой смотрел, не отрываясь, вдаль и сердце его билось мощными толчками.

Ехали они довольно долго, когда, наконец, они добрались до места, началась обычная суета. Расставляли аппаратуру, люди суетились, метались, кричали друг на друга. Изгой, лёжа на заднем сидении, дремал, прикрыв веки. Вдруг дверца открылась и хозяйка, прицепив к его ошейнику поводок, потянула его наружу.

— Давай, малыш, выходи!

Он с недоумением посмотрел на неё, но послушно вышел из машины.

Она повела его на съёмочную площадку, туда, где скопилось много людей. Некоторые из них были одеты в диковинную одежду: дамы в длинных, пышных платьях с кокетливыми шляпками на замысловатых причёсках; мужчины в старомодных сюртуках и высоких, в обтяжку, сапогах. Некоторые из них были верхом на тонконогих, переминающихся с ноги на ногу, лошадях. Там же были и борзые, которые приехали вместе с Изгоем. Хозяйка подвела его к собакам и он, потянувшись, собрался поздороваться с виляющей ему навстречу хвостом миниатюрной красной сукой, но тут же отскочил, так как вместо дружелюбной девочки его встретили грозно оскаленные зубы чёрного кобеля и грозный рык:

— Не подходи!

Предупреждение было совсем нешуточное и это стало понятно не только Изгою.

— Да-с, — сказал наблюдавший за ними мужчины, — так дело не пойдёт. Давайте Птичку и Занозу ставьте с Изгоем, а с Кадетом пойдут Ночка и Оторва.

Борзых разделили на две своры. Изгой оказался вместе с той самой дружелюбной красной сукой Птичкой, чему та была несказанно рада. Она сразу начала заигрывать с ним, припадая на передние лапы и кокетливо поворачивая свою изящную, тонкую головку. Изгой был рад такому знакомству, он распушил хвост и гоголем закружил вокруг неё.

— Вот павлин! — усмехнулся мужчина, соединивший эту пару вместе. Вторая сука отнеслась к Изгою довольно равнодушно и то и дело с тоской поглядывала на Кадета, вероятно, её избранником был именно он. Кадет же, издали наблюдавший за кадрилью, которую устроили Изгой и Птичка, мрачнел всё больше и больше.

С Изгоя сняли его ошейник и одели другой. Просунув в колечко конец длинной своры, соединили вместе с Птичкой и Занозой. Свора получилась очень живописной: крупный, медно-красный с муружиной Изгой и два нежных огненно-красных создания, которые на его фоне смотрелись ещё изящней, чем были на самом деле. Вторая демонически-чёрная свора, Кадет, Ночка и Оторва, была тоже очень хороша.

Концы сворки отдали всаднику на крупном рыжем жеребце, и он неспешно двинулся вперёд. Изгой, вспомнив про хозяйку, тревожно обернулся, но её нигде не увидел, она спряталась от него за спинами людей, окруживших площадку.

Немного поколебавшись, Изгой двинулся, повинуясь натянувшейся своре. Он всё ещё оглядывался иногда, надеясь увидеть любимую фигуру, но её не было. Он послушно шёл бок о бок с прижимавшейся к нему Птичкой.

Всадник сделал круг, собаки великолепно двигались рядом с ним, они были готовы к съёмкам.

Началась работа. Снова и снова скакали всадники-дамы в развевающихся амазонках и мужчины в сюртуках и синих полукафтанах, снова и снова красная и чёрная свора сопровождала их.

— Мотор!

Дубль за дублем снимали сцену выезда охотников с борзыми, но всё что-то не ладилось и снова, и снова участники возвращались на исходную позицию.

— Пошли! Мотор!

Наконец, режиссёр остался доволен результатом и был сделан перерыв. Всадники спешились и разбрелись по палаткам, лошадей отвели к реке, собак отпустили со свор.

Изгой, не привыкший к таким нагрузкам да ещё на такой жаре, с облегчением растянулся в тени небольшого куста.

Полежав немного, он встал и, чуть прихрамывая на переднюю лапу, пошёл с обходом, разыскивая свою хозяйку. Она как в воду канула. Он подошёл к месту, где стояла машина Инги, но её там не было, вместо серебристой хонды стоял огромный, чёрный, как гроб, джип. Изгой тупо смотрел на незнакомую машину и, наконец, устало вздохнув, лёг недалеко от этого места. Он вроде бы прикрыл глаза, но на самом деле ждал её, ждал, когда она вернётся за ним.

К нему подошёл мужчина с Птичкой. Она, увидев нового приятеля, приветственно повиливала хвостом и, чуть прищурившись, с улыбкой смотрела на него.

Мужчина наклонился, пристегнул поводок и слегка потянул, вынуждая его встать.

— Пойдём приятель, твою хозяйку срочно вызвали в город, случилось там что-то у неё, побудешь пока с нами, поработаем ещё завтра, а вечером отвезу тебя домой.

Изгой встал. Сердце его предательски сжалось, откуда-то он уже знал, что больше свою любимую хозяйку не увидит никогда.

Мужчина отвёл его к своему фургону. Под ним, прячась от солнца, лежали его собаки. Кадет, подняв точёную голову, с недоумением посмотрел на Изгоя и вдруг тихо, утробно зарычал.

— А ну, отрыщь… — прикрикнул на него хозяин.

Глухо поворчав, Кадет опустил голову, и, казалось бы, прикрыл глаза.

Изгою дали поесть и, жадно глотая, он то и дело опасливо поглядывал на якобы спавшего Кадета, который, казалось бы, не обращал на него внимания. Поев, Изгой нашёл себе место подальше от него и, устроившись поудобнее, тоже закрыл глаза.

Утром он проснулся от звуков просыпающегося лагеря. Люди, потягиваясь и зевая, уже бродили туда-сюда. Новый день начался.

Снова их собрали по сворам, снова они рысили рядом со всадниками, но сегодня им надо было отснять сцену охоты. Вот впереди мелькнул подсаженный заяц. Птичка, приметив его, встала на задние лапы и, вдруг почувствовав свободу, тут же заложилась за зверем. Изгой и Заноза поскакали следом.

Изгой летел, как большая рыжая птица. Его большое тело было полностью в его власти. Каждый нерв, каждый мускул служил его воле. Он наслаждался этим физическим счастьем, этим ощущением собственной силы и могущества. Жизнь была прекрасна и стелилась под его сильными, мощными лапами. Он был молод, силён, красив и весь мир был создан для него.

— Пускай вторую! Пускаем вторую свору! — послышался крик, и выпущенная чёрная стрела полетела наперерез.

Птичка настигла зайца первая, но промахнувшись, полетела кубарем. Заноза приняла серого, но клацнув зубами, проскочила мимо. Заяц метнулся влево, и встретились Изгой и Кадет.

Удар двух столкнувшихся, разгорячённых тел был очень силён, оба упали. Кадет тут же вскочил, но зайца уже и след простыл. Изгой, потряхивая головой, поднялся и тут же встретился глазами с разъярённым взглядом Кадета. Не прошло и секунды, как чёрный борзюк коброй бросился на Изгоя, тот отскочил и, недолго думая, дал дёру. Кадет кинулся за ним, но пробежав метров сто пятьдесят, остановился, увидев, что Изгой исчез из вида, скрывшись в лесу.

Потеряв интерес к бросившемуся наутёк врагу, Кадет развернулся и пошёл назад. Он ещё пару раз оглянулся, но Изгоя не было видно.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА